Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы - Страница 115

115

Вот какую могилу нарушил городничий Андреев! Все это поняли, и все молчали, потому что в городе Березове болтать не полагалось: привычны были обыватели к военной строгости.

* * *

Спустя полтора года приехал в Березов и сам губернатор Бантыш-Каменский, человек просвещенный и ученый, потомок Кантемира, сам писатель и сын писателя. Другие губернаторы только правили — этот меньше правил, больше старался обогащать науку учеными изысканиями, за что в скором времени получил законное воздаяние в виде суда Шемякина.

Дмитрий Николаевич любил науку искренне и почерпал в истории отдохновение от административных забот и тихую радость. Человек был разносторонний, бывал за границей, изучал деяния знаменитых полководцев, интересовался и крестовыми походами, знал преотлично жизнь Петра и всех его сподвижников. Куда бы ни бросала его судьба — везде он старался оглядеться со вниманием и обогатить историю своими розысками. Живя в Тобольске, много раз порывался съездить в Березов, столь прославленный своими именитыми ссыльными: Меншиковым, Алексеем Долгоруким и Остерманом. Две могилы были известны, третью могилу надлежало разыскать. По счастью, нашелся в Березове толковый городничий Андреев, стараниями которого точно установлено место упокоения светлейшего князя ижорского.

Приезд губернатора — событие высокой важности. Особенных непорядков в городе не было, но кто Богу не грешен, черту не служил! Пуще же всего городничий Андреев опасался чьего-нибудь неосторожного слова, летучего слушка о том, что князь Меншиков не вышел ни лицом, ни ростом: по докладу его получалось, наоборот, что все в полном порядке. Да ведь кто выдаст хитрость городничего? Губернатор приехал и уехал, — а жить придется с местным хозяином, который предателя, конечно, не пощадит.

Бантыш-Каменский явился в Березов с первым снежным путем, отсчитав тысячу верст с сибирской лошадиной лихостью: так, как в Сибири, нигде на свете не ездили. Больших морозов еще не было, Сосва недавно стала. В первый же день приезда приказал губернатор свести его к месту, где найдена могила Меншикова, — место гладкое, отмеченное только бугром неосевшей земли. Другие дни ушли на другие осмотры, и с трепетом видел городничий Андреев, как внимательно рассматривает губернатор каждую мелочь, как все, ранее не видав, знает досконально, словно видел много раз, как не ошибется ни в имени, ни в годе, поправляя ходячие легенды своими учеными соображениями.

На четверг назначил губернатор свой отъезд обратно; и не успел городничий возликовать, как на среду приказал губернатор явиться городничему с представителями города, священником и рабочими-землекопами к могиле Меншикова.

С утра не от холода дрожал городничий, как осиновый лист, хоть и подкрепился казенным спиртом. Землерубам строго наказал работать медленно, яму копать поуже, чтобы света в нее много не проникало. Когда же все собрались, городничий ни на шаг не отходил от губернатора, боясь, что кто-нибудь шепнет ему губительное слово.

Раскапывали могилу торжественно, при общем молчании. Священник с дьяконом, надев ризы на полушубки, стояли в готовности, мальчик в сторонке раздувал уголья для кадила.

Земля, хоть и мерзлая, поддавалась легче, чем в первый раз. Потирая нос и уши, губернатор приказал поторопить рабочих — им же лучше, скорее согреются. Служилые люди стояли смирненько, поглаживая бороды, — их дело сторона.

Когда кирка глухо стукнула о дерево — показалось городничему, что это его гроб забивают гвоздями. Одно успокоило: прежнее алое сукно почернело и истлело, да и дерево как будто утратило прежнюю свежесть. Когда же сняли крышку и откинули полуистлевший зеленый покров, — городничий закатил глаза и остался стоять истуканом.

Над прахом великого временщика склонился ученый губернатор Бантыш-Каменский. В зимний день и на трехаршинной глубине было достаточно светло. Но уже не то увидел губернатор, что полтора года назад видели березовские жители: воздух принес тление, и хотя еще ясны были черты лица покойника, но не было ни белизны кожи, ни яркости зубов, и потускнели цвета атласа и шелка.

Отведя глаза от праха, губернатор велел секретарю подать портфель и вынул из него большой гравированный портрет. Меншиков был изображен бритым, в богатом кафтане с орденами и лентами. Подойдя к краю могилы, губернатор несколько раз перевел глаза с портрета на лицо покойника, потом вздохнул, подозвал городничего и сказал:

— Вы видите? Я еще сомневался. Теперь сомненья не может больше быть: это он!

Было приказано отломить от кедрового гроба щепочку, взять частицу атласного покрова, шапочки и позумента. Эти реликвии губернатор увез с собой.

Так была открыта и установлена знаменитая могила. История ничего не потеряла, но зато очень много выиграл березовский городничий Андреев, человек решительный и не лишенный фантазии.

МЕДИКУС БЕСТ

«Я называюсь доктор медикус Корнелиус Бест. Я не есть русский, и я не есть тевтон, но я есть из Страсбург и имел французскую мать. Я ехал в Россия септембер 1807-го от война и жил двадцать лет у помещик господин Лысков домашний медикус и научил язык и учил детей немецкий язык и меншенлибе. Я пишу мой мемуар на русский язык для детей мой любезный помещик, которые суть также мои любезные дети».

Вероятно, этот мемуар был труднейшим упражнением для доктора Корнелия Ивановича, хотя и называвшего себя французом, но не знавшего по-французски двух фраз. И, однако, нам его записки оказались бесполезными по краткости и по отсутствию в них описания каких-нибудь значительных событий его жизни; в них рассказано о его честных родителях и о его фатерланд, а также о том, как он был на войне хирургом. Интересен же нам именно период его проживания в имении Лыскове, в двадцати верстах от Рязани. Но знали его не в одном этом селе, а и во многих соседних, меньше как доктора, больше как чудака. Чудаков же в России всегда любили, и нельзя, по-моему, не любить чудаков: без них мир плоский.

115