Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы - Страница 130

130

Но если день и час приезда генерала Демидова известны заранее, то иной раз мальчикам удается отклонить честь его посещения хитроумным способом. У самых ворот училища, а также у крыльца, на крыльце, на пороге — где только можно — раскладываются палочки крестиком, а то и просто делается крестик мелом. Достаточно генералу увидать такую случайную или нарочную помету, как он хватает кучера за ворот, а если едет в карете — стучит тростью в стекло:

— Стой! Назад!

Так же точно возвращается, уже занеся ногу на ступени крыльца или вступивши на порог: никогда не перешагнет Иван Николаевич крестика и не продолжит пути, если увидал его начерченным на стене. Из многих примет крест на дороге — одна из худших. Лучше потерять день, чем рисковать.

Но есть еще одна примета, из худших худшая, сулящая человеку немедленную беду. Кошка перебежит дорогу — обойдется; даже если заяц перебежит — поправимо; но встретить попа и не принять мер — раскаешься, да будет поздно.

Кучеру на этот счет даны все указания: если вдали заметит какого, хотя бы самого захудалого и затрапезного батю, — спешно воротить оглобли и делать объезд. И в то же время общий приказ кучерам — гнать вовсю, по-генеральски, а не как катаются простые обыватели. Немудрено, что случаются с кучерами крупные неудачи.

Нынче у генерала полный день забот: утром прием во дворце, где должна быть и встреча с персоной важной и самонужнейшей, от каковой встречи зависит очень многое. Вечером карточная игра, до которой Николай Иванович большой охотник, но только не любит проигрывать. Выходя из дому, помолился с особым усердием, воспев тропарь на глас осьмый и кондак на глас вторый святым бессребреникам: «Посетите немощи наши, туне приясте, туне дадите нам… вашим посещением ратников дерзости низложите», — ибо играть ему сегодня придется с людьми военными, от которых пощады не жди. Хорошо не проиграть, еще лучше бы выиграть… «Сирым заступниче, нищим кормителю, ум мой озари, сердце просвети…», бывают же такие случаи, что человек угадывает карту… «Глухому и гугнивому древле слух и язык отверзи…», а уж я, раб окаянный, обещаю по возвращении домой затеплить самую большую лампаду и положить двадцать поклонов земных, пастырю прещедрый, труждающихся помоще, недогадливых наставниче… «Благоразумного гласа силу внуши и душевную быстроту уясни».

Все в порядке, все приметы наилучшие, и только кучер Акакий, взяв с места рысью, проехал улицу и завернул за угол, — как едва не сшиб переходившего дорогу почтенного священнослужителя.

Тут уж ни о каком объезде и думать нельзя! Даже сам Акакий, не дожидаясь баринова окрика, так затягивает вожжи, что едва не ставит коренника на дыбы.

— Эй, батюшка!

Напуганный иерей останавливается. Из кареты вылезает генерал в полной форме и орденах, спешит к священнику, снимает головной убор и принимает благословение:

— Прошу пожаловать в мою карету!

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство…

— Прошу пожаловать в карету! Имею до вас спешное дело, помощь срочная погибающей душе.

Никакие отговорки невозможны, да и слишком батюшка ошарашен блеском орденов и генеральского выезда. Акакий заворачивает лошадей и летит домой. Батюшку спешно извлекают из кареты, и сам генерал ведет его в покои. Здесь с поклоном приглашает его в образную, сам быстро выходит и запирает дверь на ключ. Прислуге известно, что ни на какие окрики и вопросы арестованного священника отвечать нельзя, что только сам генерал может его освободить.

С облегченным сердцем Николай Иванович садится в карету и отправляется в путь. Устранена величайшая опасность, и хотя бывают с попами неприятности, но иного верного способа нет.

Всем духовным лицам окрестных приходов известны повадки генерала, и стоит показаться на улице его карете с бородатым Акакием на козлах, как случайные попики рассыпаются во все стороны и стараются скрыться в подъезде или в воротах ближайшего дома. Но иные, по незнанию, попадаются и терпят великий страх. Жаловаться на генерала не решаются — слишком важная персона. Иной просидит под арестом до позднего вечера, и счастье, если генерал возвращает^ ся с выигрышем: тогда за потраченное иереем время он уплачивает по умеренной таксе, а то и приглашает назавтра отслужить благодарственный молебен. В случае проигрыша или каких деловых неприятностей, вызванных, несомненно, роковой встречей с попом, виновного выводят из дому и отпускают с напутствием вперед быть осторожнее и лучше всего помалкивать про это происшествие.

Закончив суетный и утомительный день, Николай Иванович готовится отойти к мирному сну. Раздевшись с помощью камердинера, облекается в теплый шлафрок и, подложив под колена подушечку, кладет установленное число земных поклонов в образной: «Не прогневайся на ны зело, ниже помяни беззаконий наших».

Покинув образную, входит в свою спальню с робостью, всю надежду возлагая на спящего петуха. Прежде чем лечь, закрещивает одеяло, под одеялом, подушки и под подушками, четыре стены, потолок и пол. По немощности покряхтывает, но, спохватившись, мужественным и громким голосом трижды повторяет: «С нами Бог!» — чтобы случайно проникшая в его спальный покой нечистая сила не подумала, что имеет дело со слабым стариком. Свечку задувает только тогда, когда все щелки в одеялах и простынях заткнуты и подоткнуты — некому и некуда подлезть. Дважды в ночь будит его петух неистовым «кукуреку», но для генерала это — приятная и привычная музыка.

Если бы знал он, какая суета бывает по ночам в его спальной комнате! Едва сон смыкает его очи, как изо всех углов выползают нечистики, чертики, чертяки и чертыхашки, с красными рожками и зеленым пузиком, с загнутыми хвостами, а на конце как бы рыболовный крючок. Они ползают по стенам, по полу, по генеральскому одеялу, ищут щелочку, особенно в ногах, чтобы пощекотать генеральскую пятку или свести его ногу судорогой. К самой щеке спящего подбирается нагая прелестница, рыжая и горбатенькая, и дует ему в ноздрю, отчего нос генерала свистит. На ночном столике три старых черта играют в фараон и банк, загибают карту мирандолем, бьют друг друга по длинным носам подтасованными колодами, а разыгрывают ни больше ни меньше как генеральскую душу. Когда поет петух, не забывающий счета времени, — вся эта нечисть на время исчезает, потом осторожно выползает снова и предается своим ночным забавам. К утру бледнеет, прозрачнеет, делается вялой — и исчезает, ничего не добившись от хоть и старого, но бравого начальника Пажеского и кадетских корпусов, главного воспитателя молодых поколений николаевской России.

130