Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы - Страница 169

169

И, голос переменив на простой, с поклоном заявил колдун начальству:

— Боле ничего не видно, ваше скородье, окромя изреченного. Смотрел на воду, да, видно, вода нечиста, соль в ней не кипит. Это уж не от нас зависимо.

Однако примет было немало: и намек на местожительство, и звание, и из двух имен одно на выбор. Подполковник распорядился мужика пока посадить, а вора искать по живым следам. Из нижних чинов один заявил, что знает на городской окраине, на длинной улице, подходящего человечка, который в запрошлом году попался в краже да вышел обеленным. Именем Игнат, но при нужде сойдет и за Ивана и действительно приходится племяшом одной базарной торговке.

Когда забрали Игната, он клялся и божился, что ни к какой краже не причастен и живет честным извозом. Но, на горе его, был у него на лбу шрам-улика несомненная, отпираться трудно. Подполковник сам допрашивал его с перерывами — в перерывах с ним говорили в особой комнате два дюжих городовика. И хоть Игнат в сознанье не пришел, однако с каждым разом отпирался с меньшим жаром, а больше хотел взять слезой. И до полного выяснения был посажен в холодную при части.

По совести говоря, не было у подполковника Поросятникова окончательной уверенности, что взят им подлинный ночной вор. Главное — мало доказательств, если не считать родство с торговкой и старый шрам над левой бровью. Но все-таки хоть один по-настоящему заподозренный в этом сложном уголовном деле. Хоть какое-нибудь движение! И к губернатору он явился с видом исполнившего свой долг.

И вот тут случилось, что только он открыл рот для радостного доклада, как губернатор сказал:

— Кстати, по поводу этой кражи. Вышла прекурьезная история, напрасно наделавшая нам столько хлопот. Коробочка-то, оказывается, нашлась, завалилась где-то в комоде. Вечная история с рассеянными женщинами! Приятно все-таки, что так кончилось.

Колдуна драли медлительно, усердно и в присутствии самого полицеймейстера, который, чувствуя свою карьеру подмоченной, особо яростно приговаривал:

— Так тебе, сукин сын! Подбавь ему, ребята, в тину болотную и в кувшин банный! Будь ты вовеки на собаке рыжей, синей, полосатой! Осрамил, подлец! Дай ему еще раза-ошалей, окривей, одурей и провались ты, чертов колдун, в тартарары!

ЖЕНОНЕНАВИСТНИК

В одном малоизвестном памятнике мемуарной литературы дан материал для классического портрета ненавистника женщин. Беру сюжет, оставляя эпоху и меняя имя, впрочем, более ничем не замечательного мелкопоместного дворянина пятидесятых годов.

Платон Григорьевич стал мелкопоместным в порядке постепенности, потребив свои леса, луга и деревеньки на уплату житейских наслаждений. Живя в молодости в Петербурге, он время от времени вспоминал о своих владениях и приезжал продать хлеб, участок леса и нескольких крепостных, чтобы запастись деньжонками на предстоящий столичный сезон. Он был красив, блестящ, умел одеваться и говорить по-французски — ряд качеств, вполне достаточных, чтобы, порастреся свое состояние, поправить дела удачной женитьбой. Если можно было в чем-нибудь упрекнуть его молодость, то, во всяком случае, не в пренебрежении женщинами, которые всегда и везде окружали его радужным венком. В Петербурге это были женщины светские, знакомство с которыми вызывало расходы, в деревне — милые соседки, девушки на выданье, из которых редкая не сказала бы ему «да» или хотя бы «переговорите с мамашей», если бы ему пришло в голову остепениться и стать хозяином, мужем и отцом.

К людям, не думающим о будущем, счастье и несчастье приходят внезапно. У дочери одного из его соседей была горничная Катя, девушка очаровательная, грамотная и изящнее многих барышень. В эту крепостную девушку влюбился Платон Григорьевич, и влюбился по-старинному: потеряв голову. Неизвестно, пользовался ли он взаимностью; это стало известным позже, пока же, в сущности, никакой взаимности и не требовалось, поскольку была возможность купить девушку у соседа за хорошие деньги. Купив, он увез ее в свою деревню и временно поступил в ее рабы, исполняя все ее желания и прихоти, но, конечно, оставив за собой господское право если не надушу, то на тело своей крепостной.

Одной прихоти своей возлюбленной Платон Григорьевич все же не исполнил: не захотел с ней повенчаться. Для почтенного дворянина это была бы непозволительная «мезальянс». Но он дал ей отпускную и сделал ее полной хозяйкой в доме. По-своему, по-барски, он ее действительно любил и радовался, когда у них родилась дочь. Столица была забыта, как и все прежние развлечения. Человек уже второй молодости был готов стать степенным помещиком и поправить свои дела заботливой хозяйственностью, выжимая из крестьян все, что еще из них выжималось.

Так они прожили несколько лет, — по-видимому без особых ссор, в гостях не бывая, у себя почти не принимая; только раза два в год Катя уезжала на недельку в имение своего прежнего помещика, где жили ее родные, а Платон Григорьевич — в губернский город по несложным своим делам.

Однажды, вернувшись из города, он не нашел дома ни Кати, ни ребенка, а только письмо, в котором беглянка объясняла, что предпочла уйти к человеку, любящему ее давно и достаточно, чтобы на ней жениться. Это был сын ее прежнего помещика, за смертью отца ставший самостоятельным и предложивший законный союз Кате, которую он давно любил. Забытый ею в поспешном бегстве сундучок с письмами подтвердил, что уже давно они сговаривались о счастливом времени, когда ей будет можно бросить своего «старого хрыча».

Что Платон Григорьевич еще не был стар — доказывала его страстная любовь. К этой любви прибавилась горечь оскорбления, и у него сделался удар. Через месяц он оправился, но теперь это был действительно седой и дряхлый старик, от прежней силы чувств сохранивший только способность к дикой ненависти.

169