Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы - Страница 38

Он уклонился от участия в заговоре Орлова и успел, выйдя в отставку, уехать в деревню. Но, при всей лояльности, одобрительно отнесся к происшедшей в скором времени «великой революции», завершившейся свержением и убийством голштинского выродка: «Таково-то окончание получила славная сия революция, удивившая тогда всю Европу как своею необыкновенностью, так и благополучным своим окончанием».

Член-корреспондент Экономического общества, образованный человек, владевший иностранными языками, имевший очень большую библиотеку, Болотов не мог не возмущаться суеверием крестьян, болтавших о «коровьей смерти». Однако сам подробно описывает жабу, вышедшую из желудка женщины, коготки этой жабы и даже ее необыкновенно крепкий волосяной хвостик с особой прицепкой. Он верит, что у другой женщины, семь раз рожавшей девочек, все эти девочки сейчас же после родов бесследно и неизвестно куда исчезали, к большому горю родителей, пока, по совету деревенского колдуна, муж не отрубил передние лапы черной собаке, которая оказалась ведьмой. Он, конечно, верит в сны, и он же добросовестно отмечает в своем дневнике следующее происшествие:

«Одному из петухов наших вздумалось войтить не в свое дело и снести яйцо; и как яйца сего рода случалось мне тогда еще впервые видеть, то не могли мы оному довольно надивиться. Оно было нарочито велико, но не совсем кругло, и к одному' концу узко и почти совсем остро, и загнувшись немного в сторону, как будто винтиком. Я не преминул его тогда же свесить и нашел, что весу в нем было с четвертью золотник».

Была у Андрея Тимофеевича одна характерная черточка: неизбывная трусость, от младенческих лет до самой смерти. Он сам в этом признается и на протяжении своих записок приводит множество примеров своего малого мужества. Он боялся выстрелов, воды, войны, холеры, открещивался от участия в «великой революции», был рад уехать из своей деревни в дни Пугачева, хотя жил в Туле. Той же породы был и его «страх перед масонством, в которое его втягивал Новиков». Но тут нужна некоторая оговорка: этот страх он проявил только после того, как тяжкая кара Екатерины обрушилась на голову его друга, «известного и толико славного у нас господина Новикова». В то время многие печатно отрекались от всякой прикосновенности к масонству, в том числе и довольно видные масоны (например — Лубяновский). В масоны «тянул» Болотова не один Новиков, но «еще в Кенигсберге ко вступлению в оный орден уговаривать меня старался (Гр. Орлов), но я, имея как-то во всю жизнь мою отвращение как от сего ордена, так и от всех других подобных тайных связей и обществ, не соглашался к тому никак».

Как не поверить бесхитростному. Андрею Тимофеевичу! И, однако, вряд ли можно сомневаться, что еще в Кенигсберге Болотов вступил в масонскую ложу, возможно — в ту же самую, в которой был тогда же посвящен и генералиссимус Суворов («Цу ден драй Кронен»), о чем лишь недавно стало известным. Да вряд ли он и мог по тем временам не быть масоном! Он был молодым офицером, делавшим карьеру, стремился к просвещению, пожирал книги, вращался в обществе культурных немцев, сам вспоминает, как пришлось ему присутствовать в масонской среде при подписании адреса Петру III (баловавшемуся масонством в подражание своему кумиру, Фридриху II). Он служил в канцелярии масона генерала Корфа, был связан теснейшей дружбой с масоном Орловым. При том же Корфе он был адъютантом в Петербурге, — и недаром Орлов тянул его, как своего человека, в заговор дворцового переворота. Он был позже ближайшим сотрудником знаменитого Новикова, в предприятиях которого, издательских и общественных, почти все участники были масонами.

Для историков масонства этого мало — прямых документов нет. Но, к сожалению, они вообще мало интересовались Андреем Болотовым, оставив его принадлежность к масонам под знаком вопроса. Но кое-что они упустили из вида. Так, например, Андрей Тимофеевич воспитал своего сына Павла в полном уважении к собственным идеям и исповеданиям. Это был не только сын, но и лучший его друг до самой смерти; он говорит о нем восхищенно, он состоит с ним в беспрерывной переписке. И масоном был не только его сын Павел, но и сын этого Павла, а его внук — Алексей.

Историки упустили из вида также маленький, но характерный документ: портрет Андрея Тимофеевича работы его сына Павла, приложенный к изданию «Жизни и приключений». Под портретом надпись рукою Болотова: «Точное изображение той комнаты и места, где писана сия книга». Болотов сидит у своего стола с пером в руке; на первом плане — треугольник с положенными на него циркулем и наугольником в их символистическом переплетении, принятом в голубом иоанновском масонстве. Маленькая таинственная дань увлечениям молодости, от которых не мог не отрекаться робкий мемуарист, писавший свои записки в столь сомнительные дни!

Неважное приобретение для русского исторического масонства — имя крепостника Андрея Болотова. Но — увы! — несравненно более ярым крепостником был знаменитый масон Поздеев (Баздеев в «Войне и мире»). В дни молодости и неопытности ту же дань увлечению отдали даже такие типы, как шеф жандармов Бенкендорф и Муравьев Вешатель! Конечно, успели отречься и загладить свой грех. Так уж что же говорить о милом и бесхитростном графомане, а впрочем, весьма приметном и даже выдающемся писателе и деятеле своей эпохи, точнее, целого ряда эпох (он родился при Анне Иоанновне, умер при Александре!).

Его записки — истинный кладезь для изучающих былую Россию, особенно для тех, кто, ценя в ней прекрасное, не закрывает глаза и на то, что было ее позором и — к счастью — ушло без возврата.