Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы - Страница 171


К оглавлению

171

С этого дня Платон Григорьевич не спал ночей, придумывая, как ему наказать дерзких сестер. Ждать их проезда через его поместье — напрасно; девицы и в своем имении стали осторожны. А чем-то заманить и как-то выдрать нужно непременно!

Думал и — придумал: решил пожертвовать своей свободой.

Несмотря на все свои недомогания, особенно усилившиеся от обиды, свой план он продумал и выполнил осторожно и блестяще. Внезапно прекратились в его владениях преследования и порка девок и баб. Его подручные болтали повсюду, что барин переменился, заскучал и хочет жениться. Говорили также, что влюблен он в соседку, девицу Хионию, так что спит и видит ее во сне. Сам Платон Григорьевич говорил то же всем своим немногочисленным знакомым, а сестре признался с полной откровенностью:

— Влюблен я, как кот в марте! Ни о чем другом думать не могу! Я человек свободный и решил жениться!

— Да ведь неправда, Платоша, а если бы и правда, то ты — человек старый и здоровьем слаб, куда же тебе жениться?

— А ты пойми, милая, для чего я женюсь. Я ее с первого дня буду лупить плетью как Сидорову козу!

Конечно, сестер предупредили о его злостных планах. Но когда Платон Григорьевич написал старшей сестре письмо, в котором просил простить все его прошлые грехи и предложить законное супружество Хионии, — невеста не выдержала и дала свое полное согласие и сестры ее поддержали. Если одна Хиония не справится с таким мужем, впрочем, уже не молоденьким, то уж старшая, Агания, конечно, сумеет защитить родную сестру. Притом — жених одинок, имение его еще не загублено, проживет недолго.

Впервые после долгого сидения в своей крепости Платон Григорьевич совершил выезд и лично явился к сестрам. На этот раз старый светский кавалер сумел очаровать их по-настоящему. Сомнений никаких! Свадьба немедленно! А на предварительные подарки неистово влюбленный жених, конечно, не поскупился. Гнусные слухи о злых его кознях было легко развеять: их распространяет его сестра, сын которой, Климушка, лишится наследства, если у молодых будут детки (на нежном лице Хионии выступает краска!).

Рассказывают, что перед свадьбой Платон Григорьевич, с помощью Свистуна, целую неделю готовил какие-то особые плетки из сыромятной кожи и мочил в корыте с соленой водой пучки розог. Не эти ли усиленные хлопоты так внезапно подкосили его здоровье? План, блестяще проведенный, остался недовершенным: второй удар постиг его дня за три до свадьбы, а в назначенный для нее день великий женоненавистник отправился предстать на суде справедливом и милостивом.

И еще говорили, что, уже не владея языком и левой рукой, он правой до последнего вздоха делал движение, как будто подхлестывал кого-то по живому месту, — и глаз его, затуманенный смертью, выражал неизъяснимое наслаждение.

ФОГЕЛЬШИССЕН ГОСПОДИНА ФИНФШТИКА

Не будем хвастать: изучить историю Саксонии невозможно. К счастию, нам и не нужно больших подробностей для дальнейшего рассказа. Достаточно знать, что древнейшими обитателями Саксонии были гермундуры, потом сарбы, а потом германцы. Что касается до ее благодетельных правителей, то отметим Отто Богатого, Отто Гордого, Генриха Светлого и множество Фридрихов: Фридрих Важный, Фридрих Строгий, Фридрих Сварливый, Фридрих Кроткий, Фридрих Мудрый, Фридрих Великодушный и, поближе к нашим временам, Август Фридрих Сильный. Этого Сильного не все выдержали, и кое-кто из подданных удрал в Россию, однако сохранив отличные воспоминания о своем отечестве.

Далее действие переносится в Могилевскую губернию, в имение Езеры, принадлежавшее генералу Сумарокову.

Не очень рассчитывая на русских управляющих, генерал Сумароков отыскал саксонского подданного Франца Антоновича Финфштика, человека честнейшего, аккуратнейшего, типичного сына страны, выдрессированной поколениями Фридрихов. Ко времени нашего рассказа господин Финфштик уже восьмой год управлял имением, и генерал был им чрезвычайно доволен, а сам жил в Петербурге и получал доходы. Недовольны Финфштиком были только некоторые бывшие служащие имения, которых он уволил за жульничество, а настоящим врагом Финфштика был смотритель почтовой станции в селе Соколовке, вообще не любивший немцев. Потому что русский человек, если даже он, скажем, пьяница, — все-таки остается человеком, и сговориться с ним всегда можно; а немец — и языка-то толком не знает, а непременно желает соблюдать свои какие-то права, а от других требует исполнения обязанностей. Ему дело говоришь, а он законами тычет. Народ, безусловно, вредный. И главное, зовут его Финфштик, и выговорить-то не очень прилично, — а он задирает нос и даже исправнику первый не кланяется!

Нужно сказать, что немцев в тех краях было действительно немало и держали они себя свободно и уверенно, в то время как русский человек в пятидесятых годах прошлого столетия отнюдь не стоял на ногах достаточно прочно и навыков гражданских еще не имел. Отсюда — постоянная обида.

Был конец июня — приятнейшие летние дни. Однажды Франц Антонович Финфштик сказал своей жене, настоящей немецкой женщине, не только добродетельной, но и рыжеватой, полной до условных границ, прочно поставленной на две ноги дорического стиля:

— Пюнхен, завтра ты имеешь показать все свое кулинарное искусство!

И сообщил ей, что завтра к ним приедет целая компания приятнейших друзей, в том числе доктор Клопфер с женой и девицей Эрной, студенты Франке и Ланцерт, конечно — лесничий Менгес. «И знаешь еще кто? — мой старый товарищ по Саксонской академии Отто Краузе со своей женой! Мы можем целый день стрелять в цель!»

171