— Главное, ваше благородие, не робейте и без остановки, тут, окромя зубьев, ломаться нечему. А что до мяса — оно заживет, ему ничего не вредно. Разом кончишь — солдату лучше.
И действительно, Кондратыч не давал больным передышки. Иной солдат валился без сознания, а отлежавшись, уходил здоровым, поплевывая кровью.
От Кондратыча узнал Николай Титович и о том, что кроме ключа и козьей ножки существуют еще разные особые крючья и ковырялки, которыми можно делать истинные чудеса; а если калить их на сальной свечке, то опытный зубоврач может ими свободно убивать в зубе больную жилу. Однако таких тонких инструментов у Кондратыча не нашлось, да они солдату и не по зубам.
Все это восхитило Николая Титовича. А что с ним было бы в наши дни, когда у любого врача в кабинете жужжит бормашина, которою сверлят зуб, а больному кажется, будто у него в затылке прогрызают ход миллионы зубастых мураши-ков? Но в те времена таких хитрых машин еще не было.
Увлечения молодости скоро забываются, и Николай Титович, выйдя в отставку, сначала как-то забросил ключ, приобретенный им при содействии полкового фельдшера. Лежал ключ в куче любимого хлама в ящике стола и даже стал ржаветь. Снова он выглянул на свет, когда Николай Титович, как добрый дворянин, занялся хозяйством в своем имении.
Имением управлял просвещенно: завел канцелярию, писал приказы за номерами, строго следил за выполнением, неисполнительных приказчиков сек. Но одной розгой не исправишь, и вспомнил Николай Титович о своем ключе.
Вспомнил — и применил. При первой провинности строго приказал:
— А ну, открой рот пошире!
У какого человека нет во рту дупла? Оказался дуплистый зуб и у Прохора. Наложил Николай Титович ключ, подвинтил винт, приналег, — не успел Прохор ахнуть, как осталось у него вместо зуба только пустое место.
Вскорости завелся в делах имения полный порядок. Пока были зубы у приказчиков, Николай Титович довольствовался ими; за малую провинность дергал корешки, за большую — коренной. От приказчиков перешел к старостам, от старост — к рядовым подданным. Иным подлинно оказывал благодеяние, других калечил, пожалуй что и понапрасну, особенно стариков. А ребятам молочные зубы рвал, как бы играя. Года не прошло — прославился ключ Николая Титовича на сто верст кругом, и деревню его прозвали Беззубовкой.
Хозяйствовал Николай Титович недолго — был призван на службу гражданскую, в город Санкт-Петербург. Заглохло насажденное им просвещение, и снова при зубной скорби стал обращаться крестьянин к знахарю:
«Заря-зарница, красная девица, в поле заяц, в море камень, на дне лимарь. Покрой ты, зарница, мои зубы скорбны своею фатою от проклятого лимаря. Враг лимарь, откачнись от меня, а если будешь грызть, сокрою тебя в бездны преисподние. Слово мое крепко».
Но, набив руку на собственных крепостных, Николай Титович уже никогда не оставлял своего любимого занятия. Практики стало меньше, зато каждый новый случай он ценил и прилагал к нему все свое искусство: не только ключ, но и козью ножку.
Николай Титович уже в превосходительных чинах, на виду и всеми уважаем за редкую черту: совершенное бескорыстие. Черта в чиновнике тех времен неудобная и вызывавшая смущение — как же быть при надобности и с какого боку подойти?
В табельные дни, от службы свободные, Николай Титович занимается дома. Утром, напившись чаю с молоком, извлекает из стола содержимые в полной чистоте инструменты: заслуженный ключ, козью ножку, несколько щупов и ковырялок и новомодные заграничные щипцы, которых применить еще ни разу не приходилось, а очень хочется.
Все это Николай Титович раскладывает на синем листе плотной сенатской бумаги, любуется, чистит, протирает винт ключа масляной тряпочкой, пробует пальцем цепкость щупа.
Возможно, что и зайдет кто-нибудь страждущий.
Страждущих посылают к Николаю Титовичу подчиненные ему департаментские чиновники, народ хитрый и догадливый. Придет проситель из состоятельных и начинает смазывать дело. В деле малом смазка проста и действует неукоснительно; в деле же сложном все зависит от решения его превосходительства, знаменитого бескорыстием.
— Обещать не могу-с, — говорит чиновник просителю. — Совет дам охотно, а уж сами решайте, подойдет ли вам такое средство.
— Для успеха можно и порасходоваться…
— И думать не могите беспокоить его превосходительство благодарностью — все дело испортите. А вот нет ли у вас ненужного зуба?
И обстоятельно втолковывает, как прийти к его превосходительству на квартиру в день табельный, о своем деле ни слова не говоря, со щекою подвязанной и с видом скорбным. За крупную монетку лакей обязательно пропустит и доложит. Зуб же, если все здоровы, можно указать на челюсти подальше, малозаметный и для жевания неглавный. Когда же его превосходительство тот зуб выдернет, тогда, в боли и во слезах, можно кратко изложить и суть тяжбы. Жертва немала, но зато путь вернейший.
— А корешком не удовольствуется?
— В вашем деле корешок словно бы маловато, однако попробуйте, не попадете ли под счастливое его превосходительства мгновение. А самое лучшее, ежели он зуб спервоначалу сломает. Бывали случаи, что помогало в делах самых трудных и медлительных.
Со щекой старательно подвязанной приходит проситель к генералу на дом:
— Прощенья прошу, ваше превосходительство! К милости вашей за помощью в большой беде: болит зуб немилосердно.
Николай Титович доволен, но сдается не сразу:
— Почему же вы ко мне? Идите к зубному врачу настоящему.